(Окончание. Начало в ИР 2; 3, 2015)

Дембель
Следует заметить, что до операции по борьбе с огнем на просторах тундры Лешка не ходил в фаворитах у командира части. В его взводе постоянно случались ЧП. Нельзя сказать, что бойцы у него были какие-то особенные или он больше других чудил, но существовал некий общий настрой на нарушение воинской дисциплины. Его даже пару раз отстраняли от командования взводом. Но вертолетчики рассказали о созданном им белом облаке, которое навело их на потерянное отделение (ведь на фоне догорающих головешек пожара их бы костерок они и не увидели), и командир подобрел. Ведь подполковник уже готовился снимать звездочку за временную утерю личного состава. Понятное дело, окончательно сгинуть они не могли, ведь Деревянко знал о неординарных способностях своих бойцов, и не из таких ситуациях вывертывались. То есть трибунал его не пугал, но вот майором мог запросто оказаться. А для Лешки как раз стало приближаться время дембеля, и он захотел домой.

Стройбат отличался от других родов войск тем, что это время наступало как раз перед Новым годом. Вояк других родов войск после приказа министра обороны об очередном призыве сразу отправляли домой: и кормить не надо, и дембельских безобразий меньше, а у стройбата план строительства. Вот и роют они канавы, аж до католического Рождества. А чтобы избежать этих самых безобразий, командование обычно придумывало аккордные высокооплачиваемые работы, давая бойцам заработать перед домом. Хоть Лешке канавы рыть не положено, следить за их качеством, а главное, за драгоценным здоровьем отъезжающих — его прямая обязанность. Так что риск встретить Новый год в поезде Воркута — Москва был велик, и Лешка погрузился в размышления.

Один древний философ сказал, что если чего-то очень хочешь, то все силы Вселенной тебе в этом будут помогать. И было этому подтверждение на первое армейское Рождество в виде зеленого автобуса с несостоявшимися сержантами. А тут как раз приходит Лешке письмо от школьной подруги Марии с какой-то странной бумагой, из которой следовало, что к первому октября ему надо явиться в градообразующий учебный институт их подмосковного городка. Ничего в этой бумаге Лешка не понял, но Мария в письме дала разъяснения. Партия и правительство, чтобы поднять интерес к армейской службе придумало такой ход. После увольнения всех желающих стали принимать на подготовительные отделения институтов. При этом интеллектуальная составляющая бывших бойцов практически не рассматривалась. Даже был разработан механизм вызова их из мест отдаленных, реализуемый как раз через такую волшебную бумагу. А Мария после школы пошла работать помощником декана подготовительного отделения, бумаг этих у нее было немерено, и одна досталась Лешке. Ни в какой институт Лешка не собирался, он и так себя считал самым умным, особенно после общения с таким личным составом, но это был шанс.

На Деревянко бумага с гербовой печатью СССР впечатление произвела, некоторая внутренняя благодарность за белое облако еще не рассеялась, однако были недорыты рождественские канавы, и он также впал в размышления. Но матрица помощи Лешки от Вселенной уже начала работать, и вот что произошло дальше. Легенда о Лешкином белом облаке распространилась по всей части с оценочным суждением: «Ну и дурак же ты!» Здесь надо сделать небольшое отступление от основного повествования и показать многозвенность, глубину и предусмотрительность этой самой матрицы.

Служил в Лешкином взводе «блаженный» белорус Саша Тирашкевич, который все воспринимал по-другому, это был «человек-катастрофа». Сил у него было хоть отбавляй, рукоятку лопаты он ломал с первого копка. Один раз сказали ему принести цемента на второй этаж стройки. Обычно это делали небольшими пакетами, загружая в них цемент из тяжеленного оптового мешка, с которым только два человека кое-как справлялись. Тирашкевич схватил этот мешок, залетел с ним на второй этаж и поинтересовался у каменщика местом размещения цемента. «Давай сюда»,— не глядя пробурчал тот, зная, что Саша все делает не так, и выставил руки. Мало того что каменщик получил винтовой перелом одной из них, так еще потом целый месяц заикался. Тогда сделали Тирашкевичу цельнометаллическую лопату и стали давать исключительно индивидуальные задания. Один раз поручили вырыть яму под новый офицерский туалет. Работа такая обычно занимает дней 5. Горизонтальные размеры определили, а про глубину (примерно 2 м) не сказали — еще успеется. Ужин начался — Тирашкевича нет. Пошли к яме, а она уже за 3 м глубиной, а на дне мычащая голова Тирашкевича из обвалившейся глины торчит. После этого случая стали ставить его истопником: сначала в столовую, а с наступления холодов решили доверить казарму. Процесс обогрева начинался из водяного котла, под которым была топка. Холода после жаркого лета наступили рано, и Тирашкевич занял свое место ночного истопника. Задание его состояло в поддержании огня всю ночь. Но как на грех, он заснул в первое же дежурство, и огонь погас. Ответственность за поставленную работу у Саши была высочайшей, но дрова сразу разгораться не хотели. Он на уровне ассоциации с Лешкиным облаком предположил, что если что-то плеснуть в печь, то будет хорошо. В кочегарке стояла канистра с соляркой от прошлого сезона, которой иногда пользовался предыдущий истопник для запуска холодной печки. Саша наливает литровый ковшик солярки и весь его шарахает на раскаленные кирпичи. Взрыв был такой силы, что вышибло дверь кочегарки, половина бойцов свалилась с верхних коек, Деревянко чуть не получил инфаркт (офицерское общежитие было напротив), и только черный, но невредимый Тирашкевич стоял в дыму и улыбался. Подполковник опять почувствовал угрозу своим звездочкам, понял, что это был знак, связал мысленно все происшествия в Лешкином взводе с ним самим и принял окончательное решение о быстрейшей отправке его штурмовать научные вершины.

Отъезд
Как только другие сержанты узнали, что Лешка чуть ли не на 3 месяца раньше них может оказаться дома, сознание у них закипело. Ведь каждый выстраивал тактику раннего увольнения: кто-то ходил в передовиках и дослужился до старшего сержанта, кто-то закладывал друзей, кто-то ротному обещал посылки с дефицитом высылать каждый месяц, а Рома Волчков так напоил замполита роты, что обоих надолго упекли на гауптвахты, каждого на свою. А Лешке за что такая радость? Ну доставлял ходоков по ночам в часть, тоже мне заслуга. Даже напомнили Деревянке, что из 75 объявленных суток гауптвахты Лешка отсидел только 8, само собой как-то так получилось. Появились знаки: солонка, незаметно опрокинутая в кружку с чаем, булыжник под подушкой: типа ты, Лешь, поразмышляй. И он поначалу затаился, вроде как передумал Деревянко. Но приказ уже был подписан, и Лешку надо было как-то понезаметнее довезти до вокзала, а там пусть горит ясным пламенем.

Деревянко понимал, что Лешкины коллеги хоть и не побывали в определенных местах, но нахватались от подчиненных многого. Разумеется, зла большого Лешке никто не хотел, но пошутить в момент отъезда могли. Причем делалось это в первую очередь хохмы ради, чтобы несколько скрасить суровые армейские будни. А армейские шутки, они всегда имели специфический оттенок. Проколоть колесо у отъезжающего уазика, чтобы опоздать к поезду — шутка самая невинная. Разнообразие придумок было огромно. Вот как перед дембелем разыграли стропальщика Мишу Малышева полгода назад. Все знали, что он совершенно утрачивает понимание причинно-следственных связей в своем мозгу после второго стакана. Поэтому Деревянко решил ему отдать деньги за аккордные работы перед самым поездом. Как Миша ни просил денег на дембельский чемодан, командование было неумолимо. Друзья скинулись по рублю, набрали червонец, зная наверняка, что он его пропьет. Просто налить 2 стакана — слишком примитивно, да и наказать потом могут, если Миша совсем уж начудит. При свидетелях червонец был ему вручен и взято обещание покупки чемодана. Все было сделано безукоризненно с юридической точки зрения. Миша естественно напился и начудил так, что к Лешкиному дембелю еще мотал срок и вроде как никто не был виноват. Совесть, правда, ребят немного помучила, хотели добавить пару недель, а вышло 2 года. Вот в таких обстоятельствах и надо было готовить операцию отправки Лешки на вокзал. Просто затаиться было мало. Для начала надо было всех убедить, что дембель Лешкин на самом деле откладывается.

Согласно должностным обязанностям сержанты ходили дежурными по столовой. Заступая на дежурство, нужно было подписать бумагу, что принял столько-то кружек, мисок, котлов. И вот при сдаче Лешкиного дежурства выясняется, что много чего как бы не хватает, а это серьезная проблема. Тут все вроде и успокоились. Теперь оставалось подготовить побег. Был куплен второй дембельский чемодан и с настоящим содержимым тайно отправлен в штаб части (Деревянко был заодно). Чемодан прикрытия остался в роте. Парадная форма, в которой принято идти на дембель, заперта в каптерке старшины. В 4 часа утра — «уазик» у штаба, парадную форму лучше оставить старшине — время дорого, 2 минуты — и Лешка в машине несется на вокзал г. Печора. Свобода! Но у Лешки была внутренняя установка, что дембель начнется после того, как он закажет себе бифштекс с яйцом в вагоне-ресторане в момент пересечения реки Печора. Бифштекс запомнился Лешке по поездке в школьные каникулы с классом в южный город. Магазинные котлеты в то время по 6 коп. и бифштексы по 12 коп. к мясу имели мало отношения, а здесь в вагоне-ресторане школьникам подали сочное, мягкое, рубленое мясо. Вот этот волшебный бифштекс и всплывал периодически перед глазами Лешки за армейскую службу. Какая бы служба ни была, мысли о дембеле постоянно бередят сознание каждого. И вот наконец бифштекс на тарелке, а под мостом река Печора. Вилка пытается воткнуться в мясо, но у нее ничего не получается. Перочинным ножом удается частично решить проблему, и тут Лешка понимает, что это совсем уж несъедобные обрезки оленины, и в организм сразу же проникают ностальгические воспоминания о навсегда утерянной армейской кухне. То есть первые минуты на гражданке были безвозвратно испорчены. Наверное, это и послужило тому, что все последующие годы Лешка с радостью вспоминал свою армейскую жизнь, чем и поделился с автором этих строк.