В то время Блохману, как мы шутя называли иногда Лешу Блохина по контрасту с его тюркской внешностью, был поручен очень важный участок работы — оценка возможности реализации и проектных характеристик варианта лабораторно-жилого блока (ЛЖБ) межпланетного корабля в варианте с искусственной тяжестью.

Дело в том, что наше начальство, несмотря на «Мавр», спроектированный без искусственной тяжести, решило в проекте «Аэлита» перестраховаться. А так как моя группа кроме ПИКа продолжала оставаться ответственной за облик экспедиции в целом, то эту задачу также возложили на нее.

Леше Блохину пришлось проделать большую работу по анализу существующего разнообразного лифтового оборудования для оценки характеристик тросовой системы и ее привода, которые позволяли разводить на 200 м две одинаковые половинки ЛЖБ для осуществления закрутки в полете с нужным радиусом, а также соединять их вместе при выдаче очередного импульса при коррекции траектории. При этом была разработана герметичная кабина, позволяющая космонавтам в полете перемещаться при необходимости из одной половины ЛЖБ в другую через центральный блок. Естественно, что компоновки указанного варианта ЛЖБ и всего корабля с искусственной тяжестью производились также в моей группе.

Блохман успешно справился с задачей, хотя ему, как и мне, было нелегко. Его семейный корабль также потерпел аварию — он был в разводе, и бывшая жена не всегда охотно шла на его встречи с сыном, устраивая скандалы. Как я его понимал! Но к сожалению, все советские законы о браке и семье были на стороне матери и отец при разводе был бесправен в отношении своего ребенка. Все это я испытал на собственной шкуре и искренне сочувствовал Леше.

В ноябре американцы осуществили вторую высадку на Луну. Экипаж «Аполло-12» из трех офицеров ВМС США, взявших эмблемой парусник на фоне Луны, благополучно завершил свою миссию.

Мы же тем временем заканчивали подготовку материалов к итоговому отчету по теме «Аэлита». И как всегда — «хорошая мысля приходит опосля» — возникла идея снизить массу ПОЕЗДа за счет использования марсианского грунта в качестве радиационной защиты ядерного реактора в звене энергоблока. А так как люди моей группы были перегружены работой, то для проработки указанного варианта в мое распоряжение была передана группа Уса Алексея Алексеевича, которая занималась исследованием очень далекой перспективы — электромагнитным вариантом метеоритной защиты, реализация которого в ближайшем будущем не просматривалась. Вместе с людьми Уса численность моей группы достигла 13 человек.

Взяв за основу уже имеющийся вариант ПОЕЗДа (т.е. состав и объемы помещений, состав и характеристики оборудования, шасси, РВ и пр.), сотрудниками Уса А.А. был разработан новый вариант, где энергоблок был выполнен в виде полого контейнера со шнековым устройством, которое на марсианской поверхности обеспечивало его автоматическое заполнение грунтом. Этот грунт выполнял функции теневой радиационной защиты экипажа от радиационного излучения реактора. Помню, что компоновку этого ПОЕЗДа выполнял Романченко. Масса ПИКа при этом составила 122 т, где около 45—50 т приходилось на сам ПОЕЗД.

Кроме основного («научного») варианта ПИКа, как всегда «под занавес», т.е. перед самым выпуском отчета, начальство требовало от нас определения характеристик возможных вариантов ПИКов с меньшей массой, которые имели, естественно, меньшие возможности по комплексному исследованию Марса.

Экспресс-обзоры зарубежной периодики по космической тематике (РКТ и др.) давали довольно полную картину продолжающейся гонки. Над марс-проектами работали ведущие фирмы США, используя имеющийся технический задел по лунным экспедициям. Наиболее впечатляющим был проект Вернера фон Брауна, тогда директора НИЦ Маршалла НАСА, с применением на ракетных блоках у Земли и у Марса почти отработанной ядерной двигательной установки (ДУ) «Нерва» с ЯРД схемы «А» (твердофазный реактор). Кое-чем этот проект напоминал наш. Похожая траектория с маневром в поле Венеры и сбросом двух зондов для ее исследования. Та же численность экипажа — 6 человек. Пребывание на Марсе 4—6 недель. Отлет с Земли — в 1931 г.

Следует отметить, что в США все-таки пронюхали о наших работах по марс-проектам, несмотря на их сугубую конфиденциальность. В одном из номеров РКТ (экспресс-информация по зарубженым материалам, выпускаемая группой Гольдовского Д.Ю. в ЦНИИмаш) появился перевод заметки из американского журнала, в которой говорилось о работах по марсианской пилотируемой экспедиции, проводимых в КБ, возглавляемом В.П.Мишиным.

Разработанные планетные комплексы фирм «Норт Америкэн Ро-квелл», «Локхид» и «Аэронатроник» ориентировались на спускаемые аппараты типа «несущий корпус» и «затупленный конус», но предпочтение отдавалось все-таки последнему как уже апробированному на «лунной дороге». На поверхности Марса такой СА выполнял роль стационарной лаборатории, а РВ компоновалась по оси конуса СА, была неотделимой частью СЛАБа и находилась в постоянной готовности к старту. Планетный комплекс был рассчитан на 4 человека.

Желание нашего начальства выжать из ПИКа все что можно вынуждало нас к проработке нескольких вариантов — один другого легче.

После научного (122 т) шел так называемый бинарный вариант массой 95 т. В нем ПИК десантировался на Марс по частям.

Сначала опускался автоматический СА (50 т), а затем на маяк первого — пилотируемый (46 т) с экипажем из 3 человек. ПИК был рассчитан на 30 суток.

Затем был разработан ПИК массой 80 т на 30 суток и 3 человека экипажа по схеме, где основную роль играет СЛАБ, которую дополняет колесный джип (электромобиль высокой проходимости без кабины) для исследования поверхности с радиусом действия 20 км. Масса ракеты возвращения составляла 18 т.

Почти вдвое меньшей массой (всего 45 т) обладал ПИК, рассчитанный на 7 суток, с экипажем из 3 человек, включающий джип с радиусом действия всего 5 км и РВ массой 17 т. Спускался он на марсианскую поверхность с помощью частично складного теплового экрана диаметром 18 м в форме кососрезанного тупого конуса с очень скругленной вершиной. Благодаря обтекателю капсулы РВ, выполненной по фантазии Осина или Метревели в виде луковицы, весь ПИК вместе с лобовым экраном выглядел весьма экзотично и отчасти напоминал православный храм на тарелочке, правда без креста.

Последний и самый легкий вариант ПИКа (всего 23 т) был рассчитан всего на 2 человек с автономным пребыванием на планете длительностью 4 суток, включая РВ массой 12 т, и имел лобовой экран диаметром только 12 м. Мы его назвали «приоритетным», т.к. научная отдача от него почти не ожидалась, но водрузить флаг на поверхности Марса с его помощью было можно.

Все дополнительные варианты ПИКа разрабатывались в спешном порядке с использованием ранее полученного задела по массам, объемами и энерогопотреблению основных систем. Ведущая роль в их проектировании принадлежала Осину М.И. Им также был разработан оригинальный алгоритм, по которому можно было, подставляя исходные данные по ПИКу, получать все необходимые проектные данные по средствам спуска.

И вот свершилось! Отчет вышел в 2 толстенных томах, на обложках которых блестело золотым теснением слово «Аэлита», воспринимаемое раньше только как фантастика. Конечно же, мы чувствовали удовлетворение, но в то же время понимали, что все это только начало. Далее должен был быть объявлен конкурс на лучший эскизный проект, техническое задание на который должны будем разрабатывать опять же мы. А потом оставалось еще много разнокалиберных проблем, требующих немедленного исследования. Впереди нас ждала уже тема «Галактика», где работы, проведенные в рамках «Аэлиты», должны были быть осмыслены и обобщены, но основное все-таки было сделано, вершина проектных работ по марспроекту была преодолена.

Следует отметить, что из всей сложившейся кооперации разработки на уровне аванпроекта были сделаны только нами и «мишинцами». Ни НИИТП, ни ЦКБМ не смогли выполнить их в полном объеме.

А в период перед Новым годом или после него к нам в сектор пришли очень молодые и очень жизнерадостные техники Катя Кирсанова и Люся Лозьянова, а также молодой специалист из другого отделения Гончаров Александр Иванович, который вошел в «Группу спускаемых аппаратов», созданную к тому времени и возглавляемую Осиным. Вот тогда-то количество столов в нашей комнате, размером всего 6x6 м, достигло того критического состояния, которое требовало упорядочения их размещения, иначе между ними невозможно было протиснуться.

Учитывая то, что большинство столов неруководящего состава были однотумбовые, была разработана оригинальная компоновка, обеспечивающая необходимую площадь для прохода от двери к рабочему месту. Все столы, кроме двухтумбовых у двери, были составлены в три шпалеры, перпендикулярные плоскости окон, таким образом, что в каждой из них было два ряда столов, обладатели которых сидели лицом друг к другу. При этом, сидящие спина к спине, откидываясь назад или отодвигая стул, не сталкивались, т.к. расположение тумб и проемов под стулья у столов этих рядов не совпадали.

М.БУЛЫЧЕВ. Продолжение следует.

Одним из недостаков компоновки было то, что теперь все сидели к стенам спиной и те, кто имел раньше уютный уголок с участком стены, украшенным любимыми картинками, потеряли это маленькое преимущество. Оставался только один общий «иконостас» — простенок между окнами, который изощренно заполняли кто чем мог. Мне лично запомнились только удачная цветная репродукция с фотографии бригантины «Вильгельм Пик», выдранная из какого-то журнала, да еще прилепленная кем-то маленькая фотография (с пропуска) с двусмысленным текстом, вырезанным, похоже, из «Литературной газеты»: «Не зарывай свой талант в землю, не засоряй окружающую среду».

Несмотря на то что исследования, связанные с пилотируемыми полетами к Марсу, нашли отражение в последующих томах нашего 1-го отделения, работа по марс-проекту как таковому практически была прекращена. Принятие дальнейших решений требовало уверенности в наличии носителя, а таковой не имелось.

Всю зиму, весну и лето в нашем секторе шуршали картой, но не марсианской поверхности, составленной НАСА, а волне земной. Обсуждалась одна сумасбродная идея, подкинутая коллективу Толей Иваниным. Будучи заядлым любителем горного туризма, он предлагал махнуть во время отпуска в горы. Да не куда-нибудь, а на Тянь-Шань, где никто из нас не был, в том числе и он сам. Постепенно сколотилась компания: Иванин, Бахвалова Таля, Виктор Лукичев (один из томичей, что пришли в институт вместе с Брустником), Наталья Литвинова из лаборатории Морозова С.Ф. и я.

В апреле мы, как и все, изрядно поволновались за экипаж «Аполло-13». А в мае Толе Иванину пришлось поволноваться за меня в Питере на конференции в «Государственном оптическом институте» (ГОИ), где я выступал с докладом «Предполагаемые потребители лучистой энергии на ракетно-космических комплексах «Мавр» и «Аэлита». По его словамЭ, он сжевал целую пачку сигарет, сидя в лекционном зале — курить ведь нельзя — и наблюдая за экзекуцией, которой меня откровенно подвергли устроители научного сборища.

Все дело было в том, что я не уловил настроение аудитории и добросовестно излагал все аспекты темы, включая использование солнца для получения электроэнергии на борту межпланетного корабля, а также историю вопроса, в то время как зал интересовался только маленьким фрагментом моего доклада, связанным с заводкой света в оранжерею. В итоге в прениях представители ГОИ заклеймили наши проектные решения, превознося свои «фоконы», даже не стараясь понять, что использование последних в отсеке оранжереи давало хаотично рассеянный свет, тогда как нам требовался столб параллельных лучей, чтобы организовать поэтажную его разводку, ибо только наличие многоэтажное™ обеспечивало требуемую посевную площадь в малом объеме оранжереи.

И вообще, на этот раз Питер запомнился холодным и дождливым. Номера нам, конечно, никто не бронировал — невелики птицы. И если бы не находчивость Толика, который с букетом гвоздик сумел обаять администраторшу гостиницы на Заневском проспекте, то куковать бы нам ночи на вокзале.

Но все эти доклады были всего только «щепой» от того «леса», который именовался марс-проектом. А лес-то был практически уже вырублен, хотя этого еще никто не замечал. Впервые мне не удалось не понять даже, а скорее почувствовать это тем же маем после визита в Кремль. Очень ясно помню, как все ЭТО происходило,

Мы с Метревели должны были ехать в Москву, только не электричкой, а на рафике. Нас ждали в ВПК. На руках у меня был секретный пакет, кажется, с очередными уточнениями характеристик по марс-проекту. Метр ехал со мной в качестве сопровождающего. Циркулировать с револьвером при должностных лицах с бумагами между институтом и ВПК, институтом и министерством, институтом и ГУКОСом и пр. было уделом молодых, так же как и добровольно-принудительные поездки в колхоз, на стройку, в овощехранилище или копание могил безвременно ушедшим от нас сотрудникам. Правда, всем этим занимались не только молодые, но они в первую очередь.

Револьвер был старый, системы «Наган», и к тому же испорченный — автоматический проворот барабана отсутствовал, и для повторного выстрела его надо было крутить рукой. Пока Метр, проникнувшись важностью здания, бегал в поисках ремня, на котором можно было бы подвесить кобуру, мы всей комнатой увлеченно занялись новой игрушкой. Выяснилось, что все являются крупными специалистами по огнестрельному оружию. Вволю пощелкав курком и повертев револьвер на пальце, как это делали в вестернах, и конечно, уронив его несколько раз на пол, вернули хозяину, который к этому времени, разжившись женским поясным ремнем, прилаживал к нему кобуру. Кто-то, посмотрев в окно, сказал, что подали рафик. Метр вставил в барабан патроны, пропуская мимо ушей тысячу бесплатных советов, и мы спустились к выходу.

В машине выяснилось, что с нами увязался один начальник сектора, к.т.н., котрый договорился с начальством использовать машину в личных целях, пока мы будем в Кремле. Полчаса дороги по Ярославскому шоссе прошли в относительном молчании. Наконец Красная площадь. Машина останавливается слева от Спасской башни, около общественного туалета. Получаем пропуска — бюро пропусков рядом с клозетом — и идем в проход, что правее ворот, затем направо вдоль стены в здание под куполом и красным флагом. Пройдя три кордона, оказываемся в вестибюле.

Здесь я хотел оставить Метра с его «кольтом», но увидел нечто изменившее мои намерения. Прямо от гардероба шел широкий светлый коридор, где была устроена, очевидно, временная выставка наших достижений в области эксплуатации морей и океанов. Виднелись модели судов. Зная, что Метр коллекционирует модели паровозов и неравнодушен ко всякого рода другим моделям, я сжалился над ним и велел раздеться.

Когда он вышел из-за барьера гардероба — здесь было самообслуживание — я остолбенел. Кобура с «кольтом» болталась где-то в районе колен и почти целиком выглядывала из-под модного пиджака. Вид его был весьма комичным, но эта комедия могла в любую секунду обернуться для нас трагедией. Смутно я сознавал, что где-то допустил ошибку, ибо точно не знал, за каким кордоном должен был оставить вооруженного сопровождающего. К нашему счастью, холл был безлюден, а постовой лейтенант в двух шагах от нас повернулся к нам спиной. Я затолкал Метра назад в гущу вешалок с пальто, где он кое-как подтянул свои вериги. Но это надо было сделать основательно. Мы спешно отыскали туалет. Метр заперся в кабине. Спустя несколько минут зашумела вода, имитируя действительность, и мой спутник появился в полном порядке.

На третьем, кажется, этаже мы отыскали первый отдел — надо было заприходовать пакет. Далее без пакета никого не пускали, и мы договорились с Метром, что он будет меня ждать в коридоре, где выставка.

И вот после трех формальностей я со своим документом сижу в кресле в просторном кабинете размером не меньше чем наша 215-я комната. Тишина. Стол зеленого сукна. Графин с водой. Стаканы. Настольный держатель авторучек. Ничего лишнего. На зеленом поле — документ, судьба нашей «Аэлиты». Солидная личность внимательно читает. Иногда задает вопросы. Я отвечаю по возможности емко и кратко.

— Какова стоимость?

— По предварительным оценкам 20 млрд. руб. в варианте без тяжести.

— А с тяжестью?

— Больше. Но пока цифры нет. Отчет появится в ближайшее время.

— Что нужно, чтобы определиться по вариантам?

— Длительный эксперимент на орбите, орбитальная станция. Причем станция, которую потом можно будет использовать в качестве жилого блока межпланетного корабля. Такое решение оптимально, т.к. оно экономит время.

Мы вежливо распрощались. Вот тут-то я почему-то почувствовал, что это может быть началом конца всей эпопеи.

Опять формальности с пакетом и пропуском. Затем мы с Метром, осмотрев выставку в коридоре, выходим на площадь. У нас куча времени — минут 40. Пока институтский транспорт будет эксплуатироваться в чьих-то личных целях, мы решили осмотреть собор Василия Блаженного. Ловлю себя на мысли, что, будучи москвичом, еще ни разу не посещал его. Оказывается, что Метр также не был в нем.

Весна. Солнышко. Тени в нишах. С удовольствием бродим под сводчатыми потолками и смотрим в стрельчатые окна. Выходим под стены храма, обращенные в сторону Москва-реки. Садимся на нагретые солнцем старинные пушечные стволы и «точим лясы». О старине, об «Аэлите», о том, как это все будет. Время от времени поглядываем — не появился ли рафик. Из-за стены видно то место, где он стоял, мы уже проголодались и начинаем злиться. Прождав еще больше часа, изголодавшись и проклиная нашу безалаберную систему, решаем ехать электричкой, хотя с точки зрения режима это уже полное ЧП. Времени идти куда-либо обедать уже нет. Мы идем в метро и вдруг на углу ГУМа видим наш рафик, едущий нам навстречу. Садимся и, поругивая заочно смывшегося начальника и шофера, который в наличии, катим обратно.

Дальнейшие события, происходившие в нашем отделении и в секторе в частности, имели к марс-проекту весьма отдаленное отношение. В отчетах по разным темам мы перечисляли выявленные при разработке проекта научно-технические проблемы, «разжевывали» их до приемлемого состояния, рассматривали возможные варианты их решения, а также возможные направления развития ракетно-космических комплексов и их составных элементов для осуществления пилотируемых межпланетных полетов. Это была обычная рутина научно-исследовательских работ головного НИИ.

По требованию жены в июне я оформил официальный развод, а в сентябре наша пятерка авантюристов с тяжелыми рюкзаками (32 кг у мужчин и 20 кг у женщин) и одним айсбайлем на всех, преодолев от Алма-Аты за две недели три перевала, один из которых был ледовым высотой 4,5 тыс. м, а один вообще лишний, вышла на берег Иссык-Куля, где и провела остаток отпуска.

После Тянь-Шаня, идя навстречу бывшей жене, я разменял жилплощадь и оказался в 11-метровой комнате на первом этаже, с соседями, с окнами почти на уровне земли, в 10 м от Дорогомиловского рынка.

В ЦНИИмаше большую часть времени я уделял постановке задачи по решению проблемы выбора оптимальной структуры планетного комплекса. Указанной работой можно было загрузить весь отдел, а не только сектор, т.к. она была весьма трудоемкой и требовала разработки моделей автоматизированного проектирования основных систем, входящих в состав любого космического объекта (СЖО, СТР, СЭП), а также самих объектов, составляющих ПИК.

Однако эта работа для нашего начальства уже не представлялась актуальной, и мои отношения с руководством лаборатории окончательно испортились. В сложившейся обстановке я чувствовал себя невостребованным и не нашел ничего лучшего, как перейти в лабораторию С.Ф.Морозова, который предложил мне заняться новым проектом «Фобос» — разработкой автоматического космического аппарата для исследования спутников Марса. Произошло это в феврале 1971 г., как раз когда на Землю возвращался экипаж «Аполло-14».

Летом (27.06.1971 г.) состоялся третий запуск ракеты-носителя H-I. Результаты этого события были настолько непредсказуемы для всех, что в комнате 215, куда я продолжал частенько заходить, заключались пари, да и в других подразделениях нашего отдела делались ставки. Ракета ушла со старта, но после отказа системы стабилизации упала. Последующая за этим гибель трех советских космонавтов при спуске с орбитальной станции «Салют» только усугубляла ситуацию. Все мы прекрасно понимали «по ком звонит колокол».

Но последний «звонок» прозвучал только на следующий год, когда 23.11.1972 г. произошла четвертая, последняя авария Н-l. Мы остались без носителя. Это был крест как на лунной пилотируемой программе H-I-ЛЗ, так и на наших «Мавре» и «Аэлите».

Все мы чувствовали себя в какой-то степени обманутыми. А дело, которому мы отдали лучшую часть своей жизни, вдруг перешло в разряд несбывшегося. Того самого несбывшегося, которое так хорошо умел описывать самый грустный из романтиков, русский писатель Александр Степанович Грин.

В заключение необходимо отметить, что вся эпопея с марс-проектом развивалась по обычному сценарию, свойственному для разработок того времени: «шумиха», «неразбериха», «награждение непричастных», «наказание невиновных». При этом реализация последнего пункта указанного шутливого перечня несколько затянулась и наступила только в 1974 г. Связано это с событием, которое запомнилось многим как «История с Бутылкой».

Перед встречей 1974 г. редколлегия нашего отдела загорелась идеей выпустить небывалую по форме новогоднюю газету в виде гигантской бутылки шампанского, склеенной из листа ватмана. Идея мне показалась оригинальной, и я ее поддержал, хотя сам от выпуска этого номера устранился по причине очередной депрессии, или «минора», как я называл свое состояние. Единственным моим вкладом, кажется, был рисунок видоизмененного знака качества на бутылке в виде чертика.

Ребята выложились. Газета получилась необыкновенной как по форме, так и по содержанию. Материалы номера были остры и злободневны. Нашла там отражение и наша горечь по поводу поражения в космической гонке, которое наша официальная пресса пыталась заглушить шумихой вокруг готовящегося совместного полета кораблей «Союз» и «Аполлон».

Газету выставили на пустом столе в конце коридора второго этажа. Сразу же вокруг возникла толпа. Помню, что в цилиндрической части «бутылки» была прорезь в виде замочной скважины, в которую можно было увидеть карикатуры, на одной из них был изображен бегущий слон с пустой консервной банкой, привязанной к хвосту, что было явным намеком на нового начальника нашего отделения С.Д.Гришина, давнее прозвище которого соответствовало изображенному животному, а развернутая административная деятельность — поведению последнего, как гласит пословица, в посудной лавке. На другой картинке красавец-атлет «Аполлон» из древнегреческих мифов брал в жены страшненькую «СОЮЗницу», что наталкивало на мысли о явно неравном браке. В газете было еще много чего, что не запомнилось, не вызвало бурную реакцию у читателей.

К сожалению, эта уникальная газета простояла недолго и была арестована представителями партбюро отдела и отделения. А потом был негласный позорный процесс, на котором пытались ее создателям пришить антисоветчину. В числе пострадавших были Осин, Метревели, Ирма Павлова, Лукашевич, Евич и кое-кто еще, но в основном те, кто принимал самое деятельное участие в марс-проекте.

После длительного разбирательства на разных уровнях у кого-то из начальства все-таки хватило ума потихоньку все спустить на тормозах. Однако это оставило надолго печальный след в сознании всех проходивших по процессу, их друзей и знакомых. А искаженные сведения об этом событии мне довелось услышать совсем на другой фирме аж в конце 80-х гг.

P.S.

Благодаря всемтем, кто помог мне восстановить в памяти хотя бы приблизительную последовательность событий — их фамилии находятся в тексте — я также вынужден заявить, что все изложенное не претендует на абсолютную объективность и является всего лишь частичкой жизненного опыта одного человека, моим сугубо личным представлением об описанных событиях, свидетелем и участником которых мне пришлось быть.